Николай Васильевич Гоголь
Антон Павлович Чехов
Михаил Афанасьевич Булгаков

Николай Васильевич
Гоголь
Произведения

Старосветские помещики

   Но Афанасий Иванович рыдал, как ребенок.
     - Грех плакать, Афанасий Иванович! Не грешите и бога не  гневите  своею
печалью. Я не жалею о том, что умираю. Об  одном  только  жалею  я  (тяжелый
вздох прервал на минуту речь ее): я жалею  о  том,  что  не  знаю,  на  кого
оставить вас, кто присмотрит за вами, когда я умру. Вы как  дитя  маленькое:
нужно, чтобы любил вас тот, кто будет ухаживать за вами.
     При этом на лице ее выразилась  такая  глубокая,  такая  сокрушительная
сердечная жалость, что я не знаю, мог ли бы кто-нибудь в то время глядеть на
нее равнодушно.
     - Смотри мне, Явдоха, - говорила она,  обращаясь  к  ключнице,  которую
нарочно велела позвать, - когда я умру, чтобы ты  глядела  за  паном,  чтобы
берегла его, как гла'за своего, как свое родное дитя. Гляди, чтобы на  кухне
готовилось то, что он любит. Чтобы белье и платье  ты  ему  подавала  всегда
чистое; чтобы, когда гости случатся, ты  принарядила  его  прилично,  а  то,
пожалуй, он иногда выйдет  в  старом  халате,  потому  что  и  теперь  часто
позабывает он, когда праздничный день, а когда будничный. Не  своди  с  него
глаз, Явдоха, я буду молиться за тебя на том свете, и бог наградит тебя.  Не
забывай же, Явдоха; ты уже стара, тебе не долго жить, не  набирай  греха  на
душу. Когда же не будешь за ним присматривать, то не будет тебе  счастия  на
свете. Я сама буду просить бога, чтобы не давал тебе благополучной  кончины.
И сама ты будешь несчастна, и дети твои будут несчастны, и весь род  ваш  не
будет иметь ни в чем благословения божия.
     Бедная старушка! она в то время не думала  ни  о  той  великой  минуте,
которая ее ожидает, ни о душе своей, ни о будущей своей  жизни;  она  думала
только о бедном своем спутнике, с которым провела жизнь и которого оставляла
сирым и бесприютным. Она с  необыкновенною  расторопностию  распорядила  все
таким образом, чтобы после нее Афанасий Иванович не заметил  ее  отсутствия.
Уверенность ее в близкой своей кончине так была сильна и состояние  души  ее
так было к этому настроено, что действительно чрез несколько дней она слегла
в постелю и не могла уже принимать  никакой  пищи.  Афанасий  Иванович  весь
превратился во внимательность и не отходил от ее постели.  "Может  быть,  вы
чего-нибудь бы покушали, Пульхерия Ивановна? " - говорил он, с беспокойством
смотря в глаза ей. Но Пульхерия Ивановна ничего не говорила. Наконец,  после
долгого молчания, как будто хотела она что-то сказать, пошевелила губами - и
дыхание ее улетело.
     Афанасий Иванович был совершенно поражен. Это так  казалось  ему  дико,
что он даже не заплакал. Мутными глазами глядел он на нее, как бы не понимая
значения трупа.
     Покойницу положили на стол, одели в то самое платье, которое  она  сама
назначила, сложили ей руки крестом, дали в руки восковую свечу, - он на  все
это глядел бесчувственно. Множество народа всякого  звания  наполнило  двор,
множество гостей приехало на похороны, длинные  столы  расставлены  были  по
двору; кутья, наливки, пироги покрывали их кучами; гости говорили,  плакали,
глядели на покойницу, рассуждали о ее качествах, смотрели на него, -  но  он
сам на все это глядел странно.  Покойницу  понесли  наконец,  народ  повалил
следом, и он пошел за  нею;  священники  были  в  полном  облачении,  солнце
светило, грудные ребенки плакали на руках матерей, жаворонки  пели,  дети  в
рубашонках бегали и резвились по дороге. Наконец гроб  поставили  над  ямой,
ему велели подойти и поцеловать  в  последний  раз  покойницу;  он  подошел,
поцеловал, на глазах его показались  слезы,  -  но  какие-то  бесчувственные
слезы. Гроб опустили, священник взял заступ и первый  бросил  горсть  земли,
густой протяжный хор дьячка  и  двух  пономарей  пропел  вечную  память  под
чистым, безоблачным небом, работники  принялись  за  заступы,  и  земля  уже
покрыла и сровняла яму, - в это время он пробрался вперед; все расступились,
дали ему место, желая знать его намерение. Он поднял глаза  свои,  посмотрел
смутно и сказал: "Так вот это вы уже и погребли ее! зачем?!" Он  остановился
и не докончил своей речи.
     Но когда возвратился он домой, когда увидел, что пусто в  его  комнате,
что даже стул, на котором сидела  Пульхерия  Ивановна,  был  вынесен,  -  он
рыдал, рыдал сильно, рыдал неутешно,  и  слезы,  как  река,  лились  из  его
тусклых очей.
     Пять лет прошло с того времени. Какого  горя  не  уносит  время?  Какая
страсть уцелеет в неровной битве с ним? Я знал одного человека в цвете  юных
еще сил, исполненного  истинного  благородства  и  достоинств,  я  знал  его
влюбленным нежно, страстно, бешено, дерзко, скромно, и  при  мне,  при  моих
глазах почти, предмет его страсти - нежная, прекрасная, как  ангел,  -  была
поражена ненасытною смертью.  Я  никогда  не  видал  таких  ужасных  порывов
душевного  страдания,  такой  бешеной,  палящей  тоски,  такого  пожирающего
отчаяния, какие волновали несчастного любовника. Я никогда не  думал,  чтобы
мог человек создать для себя такой ад,  в  котором  ни  тени,  ни  образа  и
ничего, что бы  сколько-нибудь  походило  на  надежду...  Его  старались  не
выпускать с глаз; от него спрятали все орудия, которыми бы он мог  умертвить
себя. Две недели спустя он вдруг победил себя: начал смеяться,  шутить;  ему
дали свободу, и первое, на что он употребил ее, это было - купить  пистолет.
В один день внезапно раздавшийся выстрел перепугал ужасно  его  родных.  Они
вбежали в комнату и увидели его  распростертого,  с  раздробленным  черепом.
Врач, случившийся тогда,  об  искусстве  которого  гремела  всеобщая  молва,
увидел в нем признаки существования, нашел рану не совсем смертельною, и он,
к изумлению всех, был вылечен. Присмотр за ним увеличили еще более. Даже  за
столом не клали возле него ножа и старались удалить все, чем бы мог он  себя
ударить; но он в скором времени нашел новый случай  и  бросился  под  колеса
проезжавшего экипажа. Ему растрощило руку и ногу; но он опять  был  вылечен.
Год после этого я видел его в одном многолюдном зале: он  сидел  за  столом,
весело говорил:  "петит-уверт",  закрывши  одну  карту,  и  за  ним  стояла,
облокотившись на спинку его  стула,  молоденькая  жена  его,  перебирая  его
марки.
Иллюстрации

© 2024 Николай Васильевич Гоголь
Биография и творчество.
Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы