Николай Васильевич Гоголь
Антон Павлович Чехов
Михаил Афанасьевич Булгаков

Николай Васильевич
Гоголь
Произведения

Старосветские помещики

  По истечении сказанных пяти лет  после  смерти  Пульхерии  Ивановны  я,
будучи в тех местах, заехал в хуторок  Афанасия  Ивановича  навестить  моего
старинного соседа, у  которого  когда-то  приятно  проводил  день  и  всегда
объедался лучшими изделиями радушной хозяйки. Когда я подъехал ко двору, дом
мне показался вдвое старее, крестьянские  избы  совсем  легли  набок  -  без
сомнения, так же, как и владельцы их; частокол и плетень в дворе были совсем
разрушены, и я видел сам, как кухарка выдергивала из него палки для  затопки
печи, тогда как ей нужно было сделать только два шага лишних, чтобы  достать
тут же наваленного хвороста. Я с грустью подъехал к  крыльцу;  те  же  самые
барбосы и бровки, уже слепые или  с  перебитыми  ногами,  залаяли,  поднявши
вверх свои волнистые, обвешанные репейниками хвосты. Навстречу вышел старик.
Так это он! я тотчас же узнал его; но он согнулся уже вдвое против прежнего.
Он узнал меня и приветствовал с тою же знакомою мне улыбкою. Я вошел за  ним
в комнаты; казалось, все было в  них  по-прежнему;  но  я  заметил  во  всем
какой-то странный  беспорядок,  какое-то  ощутительное  отсутствие  чего-то;
словом, я ощутил в себе те странные чувства, которые овладевают нами,  когда
мы вступаем в первый раз в жилище вдовца, которого прежде знали нераздельным
с подругою, сопровождавшею его всю жизнь. Чувства эти бывают похожи  на  то,
когда видим перед собою без ноги человека, которого всегда  знали  здоровым.
Во всем видно было  отсутствие  заботливой  Пульхерии  Ивановны:  за  столом
подали один нож  без  черенка;  блюда  уже  не  были  приготовлены  с  таким
искусством. О хозяйстве я не хотел и спросить, боялся даже  и  взглянуть  на
хозяйственные заведения.
     Когда мы сели за стол, девка завязала Афанасия Ивановича салфеткою, - и
очень хорошо сделала, потому что без того он бы  весь  халат  свой  запачкал
соусом. Я старался его чем-нибудь занять и рассказывал ему  разные  новости;
он слушал с тою же  улыбкою,  но  по  временам  взгляд  его  был  совершенно
бесчувствен, и мысли в нем не бродили, но исчезали. Часто поднимал он  ложку
с кашею и, вместо того чтобы подносить ко рту, подносил к носу; вилку  свою,
вместо того чтобы воткнуть в кусок цыпленка, он  тыкал  в  графин,  и  тогда
девка, взявши его за руку,  наводила  на  цыпленка.  Мы  иногда  ожидали  по
несколько минут следующего блюда. Афанасий Иванович уже сам  замечал  это  и
говорил: "Что это так долго не несут кушанья?" Но  я  видел  сквозь  щель  в
дверях, что мальчик, разносивший нам блюда, вовсе не думал  о  том  и  спал,
свесивши голову на скамью.
     "Вот это то кушанье, -  сказал  Афанасий  Иванович,  когда  подали  нам
мнишки со сметаною, - это то кушанье, - продолжал он, и я заметил, что голос
его начал дрожать и слеза готовилась выглянуть из его свинцовых глаз, но  он
собирал все усилия, желая удержать ее. - Это то кушанье, которое по... по...
покой... покойни..." - и вдруг брызнул слезами. Рука его упала  на  тарелку,
тарелка опрокинулась, полетела и разбилась, соус залил его всего;  он  сидел
бесчувственно, бесчувственно держал ложку, и слезы, как ручей, как  немолчно
текущий фонтан, лились, лились ливмя на застилавшую его салфетку.
     "Боже! - думал я, глядя на него,- пять лет всеистребляющего  времени  -
старик уже бесчувственный, старик, которого  жизнь,  казалось,  ни  разу  не
возмущало ни одно сильное  ощущение  души,  которого  вся  жизнь,  казалось,
состояла только из сидения на высоком стуле, из ядения сушеных рыбок и груш,
из добродушных рассказов, - и такая долгая,  такая  жаркая  печаль!  Что  же
сильнее над нами: страсть или привычка? Или все сильные порывы, весь  вихорь
наших желаний и кипящих страстей  -  есть  только  следствие  нашего  яркого
возраста и только по тому одному кажутся глубоки и сокрушительны?" Что бы ни
было, но в это время мне казались детскими  все  наши  страсти  против  этой
долгой, медленной, почти бесчувственной привычки. Несколько раз  силился  он
выговорить имя покойницы, но на половине слова спокойное и обыкновенное лицо
его судорожно исковеркивалось, и плач дитяти поражал меня  в  самое  сердце.
Нет,  это  не  те  слезы,  на  которые  обыкновенно  так   щедры   старички,
представляющие вам жалкое свое положение и несчастия; это были также  не  те
слезы, которые они роняют за стаканом пуншу; нет! это  были  слезы,  которые
текли не спрашиваясь, сами собою, накопляясь от едкости боли уже овладевшего
сердца.
Иллюстрации

© 2024 Николай Васильевич Гоголь
Биография и творчество.
Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы