Страх, однако ж, напал на него посреди дороги, когда конь,
не слушаясь ни крику, ни поводов, скакал через провалы и
болота. В какие местах он не был, так дрожь забирала при одних
рассказах. Глянул как-то себе под ноги -- и пуще перепугался:
пропасть! крутизна страшная! А сатанинскому животному и нужды
нет: прямо через нее. Дед держаться: не тут-то было. Через пни,
через кочки полетел стремглав в провал и так хватился на дне
его о землю, что, кажись, и дух вышибло. По крайней мере, что
деялось с ним в то время, ничего не помнил; и как очнулся
немного и осмотрелся, то уже рассвело совсем; перед ним
мелькали знакомые места, и он лежал на крыше своей же хаты.
     Перекрестился дед, когда слез долой. Экая чертовщина! что
за пропасть, какие с человеком чудеса делаются! Глядь на руки
-- все в крови; посмотрел в стоявшую торчмя бочку с водою -- и
лицо также. Обмывшись хорошенько, чтобы не испугать детей,
входит он потихоньку в хату; смотрит: дети пятятся к нему задом
и в испуге указывают ему пальцами, говоря: "Дывысь, дывысь,
маты, мов дурна, скаче!"(6) И в самом деле, баба сидит,
заснувши перед гребнем, держит в руках веретено и, сонная,
подпрыгивает на лавке. Дед, взявши за руку потихоньку, разбудил
ее: "Здравствуй, жена! здорова ли ты?" Та долго смотрела,
выпуча глаза, и, наконец, уже узнала деда и рассказала, как ей
снилось, что печь ездила по хате, выгоняя вон лопатою горшки,
лоханки, и черт знает что еще такое. "Ну, -- говорит дед, --
тебе во сне, мне наяву. Нужно, вижу, будет освятить нашу хату;
мне же теперь мешкать нечего". Сказавши это и отдохнувши
немного, дед достал коня и уже не останавливался ни днем, ни
ночью, пока не доехал до места и не отдал грамоты самой царице.
Там нагляделся дед таких див, что стало ему надолго после того
рассказывать: как повели его в палаты, такие высокие, что если
бы хат десять поставить одну на другую, -- и тогда, может быть,
не достало бы. Как заглянул он в одну комнату -- нет; в другую
-- нет; в третью -- еще нет; в четвертой даже нет; да в пятой
уже, глядь -- сидит сама, в золотой короне, в серой новехонькой
свитке, в красных сапогах, и золотые галушки ест. Как велела
ему насыпать целую шапку синицами, как... всего и вспомнить
нельзя. Об возне своей с чертями дед и думать позабыл, и если
случалось, что кто-нибудь и напоминал об этом, то дед молчал,
как будто не до него и дело шло, и великого стоило труда
упросить его пересказать все, как было. И, видно, уже в
наказание, что не спохватился тотчас после того освятить хату,
бабе ровно через каждый год, и именно в то самое время,
делалось такое диво, что танцуется, бывало, да и только. За что
ни примется, ноги затевают свое, и вот так и дергает пуститься
вприсядку.

---------------------------------------------------------------
     (6)Смотри, смотри, мать, как сумасшедшая, скачет! (Прим.
Н.В.Гоголя.)
---------------------------------------------------------------

         "Сорочинская ярмарка", "Майская ночь, или Утопленница"
и "Пропавшая грамота" были впервые напечатаны в первой книге
первого издания "Вечеров на хуторе близ Диканьки", 1831 г.
"Ночь   накануне   Ивана Купала" впервые была напечатана в
февральской и мартовской книжках "Отечественных записок", 1830
г., без подписи автора, под заглавием "Бисаврюк, или Вечер
накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного
предания), рассказанная дьячком Покровской церкви". Издателем
П.Свиньиным были внесены в нее многочисленные поправки, которые
Гоголь устранил в первой книге первого издания "Вечеров"; этим
обстоятельством объясняется появившийся в предисловии текст,
высмеивающий от имени рассказчика редакторское самоуправство.

| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |

Иллюстрации

Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы