Шумит, гремит конец Киева: есаул Горобець   празднует
свадьбу своего сына. Наехало много людей к есаулу в гости. В
старину любили хорошенько поесть, еще лучше любили попить, а
еще лучше любили повеселиться. Приехал на гнедом коне своем и
запорожец Микитка прямо с разгульной попойки с Перешляя поля,
где поил он семь дней и семь ночей королевских шляхтичей
красным вином. Приехал и названый   брат   есаула,   Данило
Бурульбаш, с другого берега Днепра, где, промеж двумя горами,
был его хутор, с молодою женою Катериною и с годовым сыном.
Дивилися гости белому лицу пани Катерины, черным, как немецкий
бархат, бровям, нарядной сукне и исподнице   из   голубого
полутабенеку, сапогам с серебряными подковами; но еще больше
дивились тому, что не приехал вместе с нею старый отец. Всего
только год жил он на Заднепровье, а двадцать один пропадал без
вести и воротился к дочке своей, когда уже та вышла замуж и
родила сына. Он, верно, много нарассказал бы дивного. Да как и
не рассказать, бывши так долго в чужой земле! Там все не так: и
люди не те, и церквей Христовых нет... Но он не приехал.
     Гостям поднесли варенуху с изюмом и сливами и на немалом
блюде коровай. Музыканты принялись за исподку его, спеченную
вместе с деньгами, и, на время притихнув, положили возле себя
цимбалы, скрыпки и бубны. Между тем молодицы и дивчата,
утершись шитыми платками, выступали снова из рядов своих; а
парубки, схватившись в боки, гордо озираясь на стороны, готовы
были понестись им навстречу, -- как старый есаул вынес две
иконы благословить молодых. Те иконы достались ему от честного
схимника, старца Варфоломея. Не богата на них утварь, не горит
ни серебро, ни золото, но никакая нечистая сила не посмеет
прикоснуться к тому, у кого они в доме. Приподняв иконы вверх,
есаул   готовился   сказать   короткую   молитву... как вдруг
закричали, перепугавшись, игравшие на земле дети; а вслед за
ними попятился народ, и все показывали со страхом пальцами на
стоявшего посреди их козака. Кто он таков -- никто не знал. Но
уже он протанцевал на славу козачка и уже успел насмешить
обступившую его толпу. Когда же есаул поднял иконы, вдруг все
лицо его переменилось: нос вырос и наклонился на сторону,
вместо карих, запрыгали зеленые очи, губы засинели, подбородок
задрожал и заострился, как копье, изо рта выбежал клык, из-за
головы поднялся горб, и стал козак -- старик.
- Это он! это он! -- кричали в толпе, тесно прижимаясь
друг к другу.
- Колдун показался снова! -- кричали матери, хватая на
руки детей своих.
     Величаво и сановито выступил вперед есаул и сказал громким
голосом, выставив против него иконы:
     -- Пропади, образ сатаны, тут тебе нет места! --
     И, зашипев и щелкнув, как волк, зубами, пропал чудный
старик.
     Пошли, пошли и зашумели, как море в непогоду,толки и речи
между народом.
     -- Что это за колдун? -- спрашивали молодые и небывалые
люди.
     -- Беда будет! -- говорили старые, крутя головами.
     И   везде,   по всему широкому подворью есаула, стали
собираться в кучки и слушать истории про чудного колдуна. Но
все почти говорили разно, и наверно никто не мог рассказать про
него.
     На двор выкатили бочку меду и не мало поставили ведер
грецкого вина. Все повеселело снова.   Музыканты   грянули;
дивчата, молодицы, лихое козачество в ярких жупанах понеслись.
Девяностолетнее и столетнее старье, подгуляв, пустилось и себе
приплясывать, поминая недаром пропавшие годы. Пировали до
поздней ночи, и шоровали так, как теперь уже не пируют. Стали
гости расходиться, но мало побрело восвояси: много осталось
ночевать у есаула на широком дворе; а еще больше козачества
заснуло само, непрошеное, под лавками, на полу, возле коня,
близ хлева; где пошатнулась с хмеля козацкая голова, там и
лежит и храпит на весь Киев.

| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |

Иллюстрации

Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы