|
Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем
Все приняло другой вид: если соседняя собака затесалась когда на двор,
то ее колотили чем ни попало; ребятишки, перелазившие через забор,
возвращались с воплем, с поднятыми вверх рубашонками и с знаками розг на
спине. Даже самая баба, когда Иван Иванович хотел было ее спросить о чем-то,
сделала такую непристойность, что Иван Иванович, как человек чрезвычайно
деликатный, плюнул и примолвил только: "Экая скверная баба! хуже своего
пана!"
Наконец, к довершению всех оскорблений, ненавистный сосед выстроил
прямо против него, где обыкновенно был перелаз чрез плетень, гусиный хлев,
как будто с особенным намерением усугубить оскорбление. Этот отвратительный
для Ивана Ивановича хлев выстроен был с дьявольской скоростью: в один день.
Это возбудило в Иване Ивановиче злость и желание отомстить. Он не
показал, однако ж, никакого вида огорчения, несмотря на то, что хлев даже
захватил часть его земли; но сердце у него так билось, что ему было
чрезвычайно трудно сохранять это наружное спокойствие.
Так провел он день. Настала ночь... О, если б я был живописец, я бы
чудно изобразил всю прелесть ночи! Я бы изобразил, как спит весь Миргород;
как неподвижно глядят на него бесчисленные звезды; как видимая тишина
оглашается близким и далеким лаем собак; как мимо их несется влюбленный
пономарь и перелазит через плетень с рыцарскою бесстрашностию; как белые
стены домов, охваченные лунным светом, становятся белее, осеняющие их
деревья темнее, тень от дерев ложится чернее, цветы и умолкнувшая трава
душистее, и сверчки, неугомонные рыцари ночи, дружно со всех углов заводят
свои трескучие песни. Я бы изобразил, как в одном из этих низеньких глиняных
домиков разметавшейся на одинокой постели чернобровой горожанке с дрожащими
молодыми грудями снится гусарский ус и шпоры, а свет луны смеется на ее
щеках. Я бы изобразил, как по белой дороге мелькает черная тень летучей
мыши, садящейся на белые трубы домо в... Но вряд ли бы я мог изобразить
Ивана Ивановича, вышедшего в эту ночь с пилою в руке. Столько на лице у него
было написано разных чувств! Тихо, тихо подкрался он и подлез под гусиный
хлев. Собаки Ивана Никифоровича еще ничего не знали о ссоре между ними и
потому позволили ему, как старому приятелю, подойти к хлеву, который весь
держался на четырех дубовых столбах; подлезши к ближнему столбу, приставил
он к нему пилу и начал пилить. Шум, производимый пилою, заставлял его
поминутно оглядываться, но мысль об обиде возвращала бодрость. Первый столб
был подпилен; Иван Иванович принялся за другой. Глаза его горели и ничего не
видали от страха. Вдруг Иван Иванович вскрикнул и обомлел: ему показался
мертвец; но скоро он пришел в себя, увидевши, что это был гусь, просунувший
к нему свою шею. Иван Иванович плюнул от негодования и начал продолжать
работу. И второй столб подпилен: здание пошатнулось. Сердце у Ивана
Ивановича начало так страшно биться, когда он принялся за третий, что он
несколько раз прекращал работу; уже более половины его было подпилено, как
вдруг шаткое здание сильно покачнулось... Иван Иванович едва успел
отскочить, как оно рухнуло с треском. Схвативши пилу, в страшном испуге
прибежал он домой и бросился на кровать, не имея даже духа поглядеть в окно
на следствия своего страшного дела. Ему казалось,что весь двор Ивана
Никифоровича собрался: старая баба, Иван Никифорович, мальчик в бесконечном
сюртуке - все с дрекольями, предводительствуемые Агафией Федосеевной, шли
разорять и ломать его дом.
Весь следующий день провел Иван Иванович как в лихорадке. Ему все
чудилось, что ненавистный сосед в отмщение за это, по крайней мере, подожжет
дом его. И потому он дал повеление Гапке поминутно обсматривать везде, не
подложено ли где-нибудь сухой соломы. Наконец, чтобы предупредить Ивана
Никифоровича, он решился забежать зайцем вперед и подать на него прошение в
миргородский поветовый суд. В чем оно состояло, об этом можно узнать из
следующей главы.
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |
|
|