|
Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем
Не успел он этого сказать, как дверь затрещала и передняя половина
Ивана Никифоровича высадилась в присутствие, остальная оставалась еще в
передней. Появление Ивана Никифоровича, и еще в суд, так показалось
необыкновенным, что судья вскрикнул; секретарь прервал свое чтение. Один
канцелярист, в фризовом подобии полуфрака, взял в губы перо; другой
проглотил муху. Даже отправлявший должность фельдъегеря и сторожа инвалид,
который до того стоял у дверей, почесывая в своей грязной рубашке с нашивкою
на плече, даже этот инвалид разинул рот и наступил кому-то на ногу.
- Какими судьбами! что и как? Как здоровье ваше, Иван Никифорович?
Но Иван Никифорович был ни жив ни мертв, потому что завязнул в дверях и
не мог сделать ни шагу вперед или назад. Напрасно судья кричал в переднюю,
чтобы кто-нибудь из находившихся там выпер сзади Ивана Никифоровича в
присутственную залу. В передней находилась одна только старуха
просительница, которая, несмотря на все усилия своих костистых рук, ничего
не могла сделать. Тогда один из канцелярских, с толстыми губами, с широкими
плечами, с толстым носом, глазами, глядевшими скоса и пьяна, с разодранными
локтями, приблизился к передней половине Ивана Никифоровича, сложил ему обе
руки накрест, как ребенку, и мигнул старому инвалиду, который уперся своим
коленом в брюхо Ивана Никифоровича, и, несмотря на жалобные стоны, вытиснут
он был в переднюю. Тогда отодвинули задвижки и отворили вторую половинку
дверей. Причем канцелярский и его помощник, инвалид, от дружных усилий
дыханием уст своих распространили такой сильный запах, что комната
присутствия превратилась было на время в питейный дом.
- Не зашибли ли вас, Иван Никифорович? Я скажу матушке, она пришлет вам
настойки, которою потрите только поясницу и спину, и все пройдет.
Но Иван Никифорович повалился на стул и, кроме продолжительных охов,
ничего не мог сказать. Наконец слабым, едва слышным от усталости голосом
произнес он:
- Не угодно ли? - и, вынувши из кармена рожок, прибавил: - Возьмите,
одолжайтесь!
- Весьма рад, что вас вижу, - отвечал судья. - Но все не могу
представить себе, что заставило вас предпринять труд и одолжить нас такою
приятною нечаянностию.
- С просьбою... - мог только произнесть Иван Никифорович.
- С просьбою? с какою?
- С позвом... - тут одышка произвела долгую паузу, - ох!.. с позвом на
мошенника... Ивана Иванова Перерепенка.
- Господи! и вы туда! Такие редкие друзья! Позов на такого
добродетельного человека!..
- Он сам сатана! - произнес отрывисто Иван Никифорович.
Судья перекрестился.
- Возьмите просьбу, прочитайте.
- Нечего делать, прочитайте, Тарас Никонович, - сказал судья, обращаясь
к секретарю с видом неудовольствия, причем нос его невольно понюхал верхнюю
губу, что обыкновенно он делал прежде только от большого удовольствия. Такое
самоуправство носа причинило судье еще более досады. Он вынул платок и смел
с верхней губы весь табак, чтобы наказать дерзость его.
Секретарь, сделавши обыкновенный свой приступ, который он всегда
употреблял перед начатием чтения, то есть без помощи носового платка, начал
обыкновенным своим голосом таким образом:
- "Просит дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун,
а о чем, тому следуют пункты:
1) По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий
себя дворянином, Иван Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные
ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего дня
пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными
слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же
собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил. На что, с
моей стороны,я не подавал никакой причины к столь противозаконному и
разбойническому поступку.
2) Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою
и до 7-го числа прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне
и начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в
моей комнате, и предлагал мне за него, с свойственною ему скупостью, многие
негодные вещи, как-то: свинью бурую и две мерки овса. Но, предугадывая тогда
же преступное его намерение, я всячески старался от оного уклонить его; но
оный мошенник и подлец, Иван, Иванов сын, Перерепенко, выбранил меня
мужицким образом и питает ко мне с того времени вражду непримиримую. Притом
же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын,
Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная
всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет
в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были
пребеззаконные люди, и оба были невообразимые пьяницы. Упоминаемый же
дворянин и разбойник Перерепенко своими скотоподобными и порицания
достойными поступками превзошел всю свою родню и под видом благочестия
делает самые соблазнительные дела: постов не содержит, ибо накануне
филипповки сей богоотступник купил барана и на другой день велел зарезать
своей беззаконной девке Гапке, оговариваясь, аки бы ему нужно было под тот
час сало на каганцы и свечи.
Посему прошу оного дворянина, яко разбойника, святотатца, мошенника,
уличенного уже в воровстве и грабительстве, в кандалы заковать и в тюрьму,
или государственный острог, препроводить, и там уже, по усмотрению, лиша
чинов и дворянства, добре барбарами шмаровать и в Сибирь на каторгу по
надобности заточить; проторы, убытки велеть ему заплатить и по сему моему
прошению решение учинить. - К сему прошению руку приложил дворянин
Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун".
Как только секретарь кончил чтение, Иван Никифорович взялся за шапку и
поклонился, с намерением уйти.
- Куда же вы, Иван Никифорович? - говорил ему вслед судья. - Посидите
немного! выпейте чаю! Орышко! что ты стоишь, глупая девка, и перемигиваешься
с канцелярскими ? Ступай принеси чаю!
Но Иван Никифорович, с испугу, что так далеко зашел от дому и выдержал
такой опасный карантин, успел уже пролезть в дверь, проговорив:
- Не беспокойтесь, я с удовольствием... - и затворил ее за собою,
оставив в изумлении все присутствие.
Делать было нечего. Обе просьбы были приняты, и дело готовилось принять
довольно важный интерес, как одно непредвиденное обстоятельство сообщило ему
еще большую занимательность. Когда судья вышел из присутствия в
сопровождении подсудка и секретаря, а канцелярские укладывали в мешок
нанесенных просителями кур, яиц, краюх хлеба, пирогов, книшей и прочего
дрязгу, в это время бурая свинья вбежала в комнату и схватила, к удивлению
присутствовавших, не пирог или хлебную корку, но прошение Ивана
Никифоровича, которое лежало на конце стола, перевесившись листами вниз.
Схвативши бумагу, бурая хавронья убежала так скоро, что ни один из приказных
чиновников не мог догнать ее, несмотря на кидаемые линейки и чернильницы.
Это чрезвычайное происшествие произвело страшную суматоху, потому что
даже копия не была еще списана с нее. Судья, то есть его секретарь и
подсудок, долго трактовали об таком неслыханном обстоятельстве; наконец
решено было на том, чтобы написать об этом отношение к городничему, так как
следствие по этому делу более относилось к гражданской полиции. Отношение за
N389 послано было к нему того же дня, и по этому самому произошло довольно
любопытное объяснение, о котором читатели могут узнать из следующей главы.
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |
|
|