Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже-хотел
было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись
шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил
ручонками его за ноги, закричав: "Тятя, тятя! не бей Петруся!"
Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши
нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: "Если ты мне
когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то
слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец
твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я
Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!" Сказавши
это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что
Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав. Вот   тебе   и
доцеловались! Взяла кручина наших голубков; а тут и слух по
селу, что к Коржу повадился ходить какой-то лях, обшитый
золотом,   с   усами,   с саблею, со шпорами, с карманами,
бренчавшими, как звонок от мешочка, с которым пономарь наш,
Тарас, отправляется каждый день по церкви. Ну, известно, зачем
ходят к отцу, когда у него водится чернобровая дочка. Вот один
раз Пидорка схватила, заливаясь слезами, на руки Ивася своего:
"Ивасю мой милый, Ивасю мой любый! беги к Петрусю, мое золотое
дитя, как стрела из лука; расскажи ему все: любила б его карие
очи, целовала бы его белое личико, да не велит судьба моя. Не
один рушник вымочила горючими слезами. Тошно мне. Тяжело на
сердце. И родной отец -- враг мне: неволит идти за нелюбого
ляха. Скажи ему, что и свадьбу готовят, только не будет музыки
на нашей свадьбе: будут дьяки петь вместо кобз и сопилок. Не
пойду я танцевать с женихом своим: понесут меня. Темная, темная
моя будет хата: из кленового дерева, и вместо трубы крест будет
стоять на крыше!"
     Как будто окаменев, не сдвинувшись с места, слушал. Петро,
когда невинное дитя лепетало ему Пидоркины речи. "А я думал,
несчастный, идти в Крым и Туречину, навоевать золота и с добром
приехать к тебе, моя красавица. Да не быть тому. Недобрый глаз
поглядел на нас. Будет же, моя дорогая рыбка, будет и у меня
свадьба: только и дьяков не будет на той свадьбе; ворон черный
прокрячет вместо попа надо мною; гладкое поле будет моя хата;
сизая туча -- моя крыша; орел выклюет мои карие очи; вымоют
дожди козацкие косточки, и вихорь высушит их. Но что я? на
кого? кому жаловаться? Так уже, видно, бог велел, -- пропадать
так пропадать!" -- да прямехонько и побрел в шинок.
     Тетка покойного деда немного изумилась, увидевши Петруся в
шинке, да еще в такую пору, когда добрый человек идет к
заутрене, и выпучила на него глаза, как будто спросонья, когда
потребовал он кухоль сивухи мало не с полведра. Только напрасно
думал бедняжка залить свое горе. Водка щипала его за язык,
словно крапива, и казалась ему горше полыни. Кинул от себя
кухоль на землю. "Полно горевать тебе, козак!" -- загремело
что-то басом над ним. Оглянулся: Басаврюк! у! какая образина!
Волосы -- щетина, очи -- как у вола! "Знаю, чего недостает
тебе: вот чего!" Тут брякнул он с бесовскою усмешкою кожаным,
висевшим   у   него возле пояса, кошельком.Вздрогнул Петро.
"Ге-ге-ге! да как горит! -- заревел он, пересыпая на руку
червонцы. -- Ге-ге-ге! да как звенит! А ведь и дела только
одного потребую за целую гору таких цацек". --"Дьявол! --
закричал Петро. -- Давай его! на все готов!" Хлопнули по рукам.
"Смотри, Петро, ты поспел как раз в пору: завтра Ивана Купала.
Одну только эту ночь в году и цветет папоротник. Не прозевай! Я
тебя буду ждать о полночи в Медвежьем овраге".

| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |

Иллюстрации

Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы