|
Вечер накануне Ивана Купала
-- А что ты обещал за девушку?.. -- грянул Басаврюк и
словно пулю посадил ему в спину. Ведьма топнула ногою: синее
пламя выхватилось из земли; середина ее вся осветилась и стала
как будто из хрусталя вылита; и все, что ни было под землею,
сделалось видимо как на ладони. Червонцы, дорогие камни, в
сундуках, в котлах, грудами были навалены под тем самым местом,
где они стояли. Глаза его загорелись... ум помутился... Как
безумный, ухватился он за нож, и безвинная кровь брызнула ему в
очи... Дьявольский хохот загремел со всех сторон. Безобразные
чудища стаями скакали перед ним. Ведьма, вцепившись руками в
обезглавленный труп, как волк, пила из него кровь... Все пошло
кругом в голове его! Собравши все силы, бросился бежать он. Все
покрылось перед ним красным цветом. Деревья, все в крови,
казалось, горели и стонали. Небо, распалившись, дрожало...
Огненные пятна, что молнии, мерещились в его глазах. Выбившись
из сил, вбежал он в свою лачужку и, как сноп, повалился на
землю. Мертвый сон охватил его.
Два дни и две ночи спал Петро без просыпу. Очнувшись на
третий день, долго осматривал он углы своей хаты; но напрасно
старался что-нибудь припомнить: память его была как карман
старого скряги, из которого полушки не выманишь. Потянувшись
немного, услышал он, что в ногах брякнуло. Смотрит: два мешка с
золотом. Тут только, будто сквозь сон, вспомнил он, что искал
какого-то клада, что было ему одному страшно в лесу... Но за
какую цену, как достался он, этого никаким образом не мог
понять.
Увидел Корж мешки и разнежился: "Сякой, такой Петрусь,
немазаный! да я ли не любил его? да не был ли у меня он как сын
родной?" -- и понес хрыч небывальщину, так что того до слез
разобрало. Пидорка стала рассказывать ему, как проходившие мимо
цыгане украли Ивася. Но Петро не мог даже вспомнить лица его:
так обморочила проклятая бесовщина! Мешкать было незачем.
Поляку дали под нос дулю, да и заварили свадьбу: напекли шишек,
нашили рушников и хусток, выкатили бочку горелки; посадили за
стол молодых; разрезали коровай; брякнули в бандуры, цимбалы,
сопилки, кобзы -- и пошла потеха...
В старину свадьба водилась не в сравненье с нашей. Тетка
моего деда, бывало, расскажет -- люли только! Как дивчата, в
нарядном головном уборе из желтых, синих и розовых стричек, на
верх которых навязывался золотой галун,в тонких рубашках,
вышитых по всему шву красным шелком и унизанных мелкими
серебряными цветочками, в сафьянных сапогах на высоких железных
подковах, плавно, словно павы, и с шумом, что вихорь, скакали в
горнице. Как молодицы, с корабликом на голове, которого верх
сделан был весь из сутозолотой парчи, с небольшим вырезом на
затылке, откуда выглядывал золотой очипок, с двумя выдавшимися,
один наперед, другой назад, рожками самого мелкого черного
смушка; в синих, из лучшего полутабенеку, с красными клапанами
кунтушах, важно подбоченившись, выступали поодиночке и мерно
выбивали гопака. Как парубки, в высоких козацких шапках, в
тонких суконных свитках, затянутых шитыми серебром поясами, с
люльками в зубах, рассыпались перед ними мелким бесом и
подпускали турусы. Сам Корж не утерпел, глядя на молодых, чтобы
не тряхнуть стариною. С бандурою в руках, потягивая люльку и
вместе припевая, с чаркою на голове, пустился старичина, при
громком крике гуляк, вприсядку. Чего не выдумают навеселе!
Начнут, бывало, наряжаться в хари -- боже ты мой, на человека
не похожи! Уж не чета нынешним переодеваньям, что бывают на
свадьбах наших. Что теперь? -- только что корчат цыганок да
москалей. Нет, вот, бывало, один оденется жидом, а другой
чертом, начнут сперва целоваться, а после ухватятся за чубы...
Бог с вами! смех нападет такой, что за живот хватаешься.
Пооденутся в турецкие и татарские платья: все горит на них, как
жар...А как начнут дуреть да строить штуки... ну, тогда хоть
святых выноси. С теткой покойного деда, которая сама была на
этой свадьбе, случилась забавная история: была она одета тогда
в татарское широкое платье и с чаркою в руках угощала собрание.
Вот одного дернул лукавый окатить ее сзади водкою; другой,
тоже, видно, не промах, высек в ту же минуту огня, да и
поджег... пламя вспыхнуло, бедная тетка, перепугавшись, давай
сбрасывать с себя, при всех, платье... Шум, хохот, ералаш
поднялся, как на ярмарке. Словом, старики не запомнили никогда
еще такой веселой свадьбы.
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
|
|