Я думаю, куры так не дожидаются той поры, когда баба
вынесет им хлебных зерен, как дожидался Петрусь вечера. То и
дело что смотрел, не становится ли тень от дерева длиннее, не
румянится ли понизившееся солнышко, -- и что далее, тем
нетерпеливей. Экая долгота!   видно,   день   божий   потерял
где-нибудь конец свой. Вот уже и солнца нет. Небо только
краснеет на одной стороне. И оно уже тускнет. В поле становится
холодней. Примеркает, примеркает и -- смерклось. Насилу! С
сердцем, только что не хотевшим выскочить из груди, собрался он
в дорогу и бережно спустился густым лесом в глубокий яр,
называемый Медвежьим оврагом. Басаврюк уже поджидал там. Темно,
хоть в глаза выстрели. Рука об руку пробирались они по топким
болотам, цепляясь за густо разросшийся терновник и спотыкаясь
почти на каждом шагу. Вот и ровное место. Огляделся Петро:
никогда еще не случалось ему заходить сюда. Тут остановился и
Басаврюк.
     -- Видишь ли ты, стоят перед тобою три пригорка? Много
будет на них цветов разных; но сохрани тебя нездешняя сила
вырвать хоть один. Только же зацветет папоротник, хватай его и
не оглядывайся, что бы тебе позади ни чудилось.
     Петро хотел было спросить... глядь -- и нет уже его.
Подошел к трем пригоркам; где же цветы? Ничего не видать. Дикий
бурьян чернел кругом и глушил все своею густотою. Но вот
блеснула на небе зарница, и перед ним показалась целая гряда
цветов, все чудных, все невиданных; тут же и простые листья
папоротника. Поусомнился Петро и в раздумье стал перед ними,
подпершись обеими руками в боки.
     -- Что тут за невидальщина? десять раз на день, случается,
видишь это зелье; какое ж тут диво? Не вздумала ли дьявольская
рожа посмеяться?
     Глядь, краснеет маленькая цветочная почка и, как будто
живая, движется. В самом деле, чудно! Движется и становится все
больше, больше и краснеет, как горячий уголь.   Вспыхнула
звездочка, что-то тихо затрещало, и цветок развернулся перед
его очами, словно пламя, осветив и другие около себя.
     "Теперь пора!" -- подумал Петро и протянул руку. Смотрит,
тянутся из-за него сотни мохнатых рук также к цветку, а позади
его что-то перебегает с места на место. Зажмурив глаза, дернул
он за стебелек, и цветок остался в его руках. Все утихло. На
пне показался сидящим Басаврюк, весь синий, как мертвец. Хоть
бы пошевелился одним пальцем. Очи недвижно уставлены на что-то,
видимое ему одному только; рот вполовину разинут, и ни ответа.
Вокруг не шелохнет. Ух, страшно!.. Но вот послышался свист, от
которого захолонуло у Петра внутри, и почудилось ему, будто
трава зашумела, цветы начали между собою разговаривать голоском
тоненьким, будто серебряные колокольчики; деревья загремели
сыпучею бранью... Лицо Басаврюка вдруг ожило; очи сверкнули."
Насилу воротилась, яга!-- проворчал он сквозь зубы. -- Гляди,
Петро, станет перед тобою сейчас красавица: делай все, что ни
прикажет, не то пропал навеки!" Тут разделил он суковатою
палкою куст терновника, и перед ними показалась избушка, как
говорится, на курьих ножках. Басаврюк ударил кулаком, и стена
зашаталась. Большая черная собака выбежала навстречу и с
визгом, оборотившись в кошку, кинулась в глаза им. "Не бесись,
не бесись, старая черточка!" -- проговорил Басаврюк, приправив
таким словцом, что добрый человек и уши бы заткнул. Глядь,
вместо кошки старуха, с лицом, сморщившимся, как печеное
яблоко, вся согнутая в дугу; нос с подбородком словно щипцы,
которыми щелкают орехи. "Славная красавица!" -- подумал Петро,
и мурашки пошли по спине его. Ведьма вырвала у него цветок из
рук, наклонилась и что-то долго шептала над ним, вспрыскивая
какою-то водою. Искры посыпались у ней изо рта; пена показалась
на губах. "Бросай!" -- сказала она, отдавая цветок ему. Петро
подбросил, и, что за чудо? -- цветок не упал прямо, но долго
казался огненным шариком посреди мрака и, словно лодка, плавал
по воздуху; наконец потихоньку начал спускаться ниже и упал так
далеко, что едва приметна была звездочка, не больше макового
зерна. "Здесь!" -- глухо прохрипела старуха; а Басаврюк,
подавая ему заступ, примолвил: "Копай здесь, Петро. Тут увидишь
ты столько золота, сколько ни тебе, ни Коржу не снилось".Петро,
поплевав в руки, схватил заступ, надавил ногою и выворотил
землю, в другой, в третий, еще раз... что-то твердое!.. Заступ
звенит и нейдет далее. Тут глаза его ясно начали различать
небольшой, окованный железом сундук. Уже хотел он было достать
его рукою, но сундук стал уходить в землю, и все, чем далее,
глубже, глубже; а позади его слышался хохот, более схожий с
змеиным шипеньем. "Нет, не видать тебе золота, покамест не
достанешь крови человеческой!" -- сказала ведьма и подвела к
нему дитя лет шести, накрытое белою простынею, показывая
знаком, чтобы он отсек ему голову. Остолбенел Петро. Малость,
отрезать ни за что ни про что человеку голову, да еще и
безвинному ребенку! В сердцах сдернул он простыню, накрывавшую
его голову, и что же? Перед ним стоял Ивась. И ручонки сложило
бедное дитя накрест, и головку повесило...   Как   бешеный
подскочил с ножом к ведьме Петро и уже занес было руку...

| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |

Иллюстрации

Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы