     -- Неужели это я спал? -- сказал про себя Левко, вставая с
небольшого пригорка. -- Так живо, как будто наяву!.. Чудно,
чудно!.. -- повторил он, оглядываясь.
     Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь;
везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял
ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали,
что давно из него удалились люди. Тут он разогнул свою руку,
которая судорожно была сжата во все время сна, и вскрикнул от
изумления, почувствовавши в ней записку. "Эх, если бы я знал
грамоте!" -- подумал он, оборачивая ее перед собою на все
стороны. В это мгновение послышался позади его шум.
     -- Не бойтесь, прямо хватайте его! Чего струсили? нас
десяток. Я держу заклад, что это человек, а не черт! -- так
кричал голова своим сопутникам, и Левко почувствовал себя
схваченным несколькими руками, из которых иные дрожали от
страха. -- Скидывайка, приятель, свою страшную личину! Полно
тебе дурачить людей! -- проговорил голова, ухватив его за
ворот, и оторопел, выпучив на него глаз свой. -- Левко, сын! --
вскричал он, отступая от удивления и опуская руки. -- Это ты,
собачий сын! вишь, бесовское рождение! Я думаю, какая это
шельма, какой это вывороченный дьявол строит штуки! А это,
выходит, все ты, невареный кисель твоему батьке в горло,
изволишь заводить по   улице   разбои,   сочиняешь   песни!..
Эге-ге-ге, Левко! А что это? Видно, чешется у тебя спина!
Вязать его!
     -- Постой, батько! велено тебе отдать эту записочку, --
проговорил Левко.
     -- Не до записок теперь, голубчик! Вязать его!
     --   Постой, пан голова! -- сказал писарь, развернув
записку, -- комиссарова рука!
     -- Комиссара?
     -- Комиссара? -- повторили машинально десятские.
     "Комиссара? чудно! еще непонятнее!" -- подумал про себя
Левко.
     -- Читай, читай! -- сказал голова, -- что там пишет
комиссар?
     -- Послушаем, что пишет комиссар! -- произнес винокур,
держа в зубах людьку и высекая огонь.
     Писарь откашлялся и начал читать:
     -- "Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что
ты, старый дурак, вместо того чтобы собрать прежние недоимки и
вести на селе порядок, одурел и строишь пакости..."
     -- Вот, ей-богу! -- прервал голова, -- ничего не слышу!
     Писарь начал снова:
     -- "Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что
ты, старый ду..."
     -- Стой, стой! не нужно! -- закричал голова, -- я хоть и
не слышал, однако ж знаю, что главного тут дела еще нет. Читай
далее!
     -- "А вследствие того, приказываю тебе сей же час женить
твоего сына, Левка Макогоненка, на козачке из вашего же села,
Ганне Петрыченковой, а также починить мосты на столбовой дороге
и не давать обывательских лошадей без моего ведома судовым
паничам, хотя бы они ехали прямо из казенной палаты. Если же,
по приезде моем, найду оное приказание мое не приведенным в
исполнение,   то тебя одного потребую к ответу. Комиссар,
отставной поручик Козьма Деркач-Дришпановский".
     -- Вот что! -- сказал голова, разинувши рот. -- Слышите ли
вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться!
беспрекословно слушаться! не то, прошу извинить... А тебя, --
продолжал он, оборотясь к Левку, -- вследствие приказания
комиссара, -- хотя чудно мне, как это дошло до него, -- я женю;
только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь -- ту, что висит у
меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра... Где ты взял
эту записку?
     Левко, несмотря на изумление, происшедшее от   такого
нежданного оборота его дела, имел благоразумие приготовить в
уме своем другой ответ и утаить настоящую истину, каким образом
досталась записка.
     -- Я отлучался, -- сказал он, -- вчера ввечеру еще в город
и встретил комиссара, вылезавшего из брички. Узнавши, что я из
нашего села, дал он мне эту записку и велел на словах тебе
сказать, батько, что заедет на возвратном пути к нам пообедать.
     -- Он это говорил?
     -- Говорил.
     -- Слышите ли? -- говорил голова с важною осанкою,
оборотившись к своим сопутникам, -- комиссар сам своею особою
приедет к нашему брату, то есть ко мне, на обед! О! -- Тут
голова поднял палец вверх и голову привел в такое положение,
как будто бы она прислушивалась к чему-нибудь. -- Комиссар,
слышите ли, комиссар приедет ко мне обедать! Как думаешь, пан
писарь, и ты, сват, это не совсем пустая честь! Не правда ли?
     -- Еще, сколько могу припомнить, -- подхватил писарь, --
ни один голова не угощал комиссара обедом.
     --   Не   всякий   голова   голове чета! -- произнес с
самодовольным видом голова. Рот его покривился, и что-то вроде
тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного
грома, зазвучало в его устах. -- Как думаешь, пан писарь, нужно
бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты
принесли хоть по цыпленку, ну, полотна, еще кое-чего... А?
     -- Нужно бы, нужно, пан голова!
     -- А когда же свадьбу, батько? -- спросил Левко.
     -- Свадьбу? Дал бы я тебе свадьбу!.. Ну, да для именитого
гостя... завтра вас поп и обвенчает. Черт с вами! Пусть
комиссар увидит, что значит исправность! Ну, ребята, теперь
спать! Ступайте по домам!.. Сегодняшний случай припомнил мне то
время, когда я... -- При сих словах голова пустил обыкновенный
свой важный и значительный взгляд исподлобья.
     -- Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу!
-- сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой
хате, окруженной низенькими вишнями. "Дай тебе бог небесное
царство, добрая и прекрасная панночка, -- думал он про себя. --
Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами
святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь;
тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь
мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной
утопленницы!"
     Тут он приблизился к хате; окно было отперто; лучи месяца
проходили чрез него и падали на спящую перед ним Ганну; голова
ее оперлась на руку; щеки тихо горели; губы шевелились, неясно
произнося его имя. "Спи, моя красавица! Приснись тебе все, что
есть   лучшего на свете; но и то не будет лучше нашего
пробуждения!" Перекрестив ее, закрыл он окошко и тихонько
удалился. И чрез несколько минут все уже уснуло на селе; один
только месяц так же блистательно и чудно плыл в необъятных
пустынях роскошного украинского неба. Так же торжественно
дышало в вышине, и ночь, божественная ночь, величественно
догорала. Так же прекрасна была земля в дивном серебряном
блеске; но уже никто не упивался ими: все погрузилось в сон.
Изредка только перерывалось молчание лаем собак, и долго еще
пьяный Каленик шатался по уснувшим улицам, отыскивая свою хату.

Выгодная продажа рено в салоне официального дилера + продажа запчастей Рено

| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |

Иллюстрации

Главная Биография Портреты О творчестве Произведения Иллюстрации Полезные ресурсы