|
Майская ночь или Утопленница
-- Неужели это я спал? -- сказал про себя Левко, вставая с небольшого пригорка. -- Так живо, как будто наяву!.. Чудно, чудно!.. -- повторил он, оглядываясь. Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно была сжата во все время сна, и вскрикнул от изумления, почувствовавши в ней записку. "Эх, если бы я знал грамоте!" -- подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны. В это мгновение послышался позади его шум. -- Не бойтесь, прямо хватайте его! Чего струсили? нас десяток. Я держу заклад, что это человек, а не черт! -- так кричал голова своим сопутникам, и Левко почувствовал себя схваченным несколькими руками, из которых иные дрожали от страха. -- Скидывайка, приятель, свою страшную личину! Полно тебе дурачить людей! -- проговорил голова, ухватив его за ворот, и оторопел, выпучив на него глаз свой. -- Левко, сын! -- вскричал он, отступая от удивления и опуская руки. -- Это ты, собачий сын! вишь, бесовское рождение! Я думаю, какая это шельма, какой это вывороченный дьявол строит штуки! А это, выходит, все ты, невареный кисель твоему батьке в горло, изволишь заводить по улице разбои, сочиняешь песни!.. Эге-ге-ге, Левко! А что это? Видно, чешется у тебя спина! Вязать его! -- Постой, батько! велено тебе отдать эту записочку, -- проговорил Левко. -- Не до записок теперь, голубчик! Вязать его! -- Постой, пан голова! -- сказал писарь, развернув записку, -- комиссарова рука! -- Комиссара? -- Комиссара? -- повторили машинально десятские. "Комиссара? чудно! еще непонятнее!" -- подумал про себя Левко. -- Читай, читай! -- сказал голова, -- что там пишет комиссар? -- Послушаем, что пишет комиссар! -- произнес винокур, держа в зубах людьку и высекая огонь. Писарь откашлялся и начал читать: -- "Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый дурак, вместо того чтобы собрать прежние недоимки и вести на селе порядок, одурел и строишь пакости..." -- Вот, ей-богу! -- прервал голова, -- ничего не слышу! Писарь начал снова: -- "Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый ду..." -- Стой, стой! не нужно! -- закричал голова, -- я хоть и не слышал, однако ж знаю, что главного тут дела еще нет. Читай далее! -- "А вследствие того, приказываю тебе сей же час женить твоего сына, Левка Макогоненка, на козачке из вашего же села, Ганне Петрыченковой, а также починить мосты на столбовой дороге и не давать обывательских лошадей без моего ведома судовым паничам, хотя бы они ехали прямо из казенной палаты. Если же, по приезде моем, найду оное приказание мое не приведенным в исполнение, то тебя одного потребую к ответу. Комиссар, отставной поручик Козьма Деркач-Дришпановский". -- Вот что! -- сказал голова, разинувши рот. -- Слышите ли вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться! беспрекословно слушаться! не то, прошу извинить... А тебя, -- продолжал он, оборотясь к Левку, -- вследствие приказания комиссара, -- хотя чудно мне, как это дошло до него, -- я женю; только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь -- ту, что висит у меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра... Где ты взял эту записку? Левко, несмотря на изумление, происшедшее от такого нежданного оборота его дела, имел благоразумие приготовить в уме своем другой ответ и утаить настоящую истину, каким образом досталась записка. -- Я отлучался, -- сказал он, -- вчера ввечеру еще в город и встретил комиссара, вылезавшего из брички. Узнавши, что я из нашего села, дал он мне эту записку и велел на словах тебе сказать, батько, что заедет на возвратном пути к нам пообедать. -- Он это говорил? -- Говорил. -- Слышите ли? -- говорил голова с важною осанкою, оборотившись к своим сопутникам, -- комиссар сам своею особою приедет к нашему брату, то есть ко мне, на обед! О! -- Тут голова поднял палец вверх и голову привел в такое положение, как будто бы она прислушивалась к чему-нибудь. -- Комиссар, слышите ли, комиссар приедет ко мне обедать! Как думаешь, пан писарь, и ты, сват, это не совсем пустая честь! Не правда ли? -- Еще, сколько могу припомнить, -- подхватил писарь, -- ни один голова не угощал комиссара обедом. -- Не всякий голова голове чета! -- произнес с самодовольным видом голова. Рот его покривился, и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. -- Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по цыпленку, ну, полотна, еще кое-чего... А? -- Нужно бы, нужно, пан голова! -- А когда же свадьбу, батько? -- спросил Левко. -- Свадьбу? Дал бы я тебе свадьбу!.. Ну, да для именитого гостя... завтра вас поп и обвенчает. Черт с вами! Пусть комиссар увидит, что значит исправность! Ну, ребята, теперь спать! Ступайте по домам!.. Сегодняшний случай припомнил мне то время, когда я... -- При сих словах голова пустил обыкновенный свой важный и значительный взгляд исподлобья. -- Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! -- сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. "Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, -- думал он про себя. -- Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!" Тут он приблизился к хате; окно было отперто; лучи месяца проходили чрез него и падали на спящую перед ним Ганну; голова ее оперлась на руку; щеки тихо горели; губы шевелились, неясно произнося его имя. "Спи, моя красавица! Приснись тебе все, что есть лучшего на свете; но и то не будет лучше нашего пробуждения!" Перекрестив ее, закрыл он окошко и тихонько удалился. И чрез несколько минут все уже уснуло на селе; один только месяц так же блистательно и чудно плыл в необъятных пустынях роскошного украинского неба. Так же торжественно дышало в вышине, и ночь, божественная ночь, величественно догорала. Так же прекрасна была земля в дивном серебряном блеске; но уже никто не упивался ими: все погрузилось в сон. Изредка только перерывалось молчание лаем собак, и долго еще пьяный Каленик шатался по уснувшим улицам, отыскивая свою хату.
Выгодная продажа рено в салоне официального дилера + продажа запчастей Рено
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
|
|