|
Гетьман
- -- Что? скажешь теперь, бесова баба?
- -- Скажу!--простонала жертва.
- -- Оставь ее! Рассказывай, где тот бабий сын, сто дьяблов его матке!
- -- Боже! -- проговорила она тихо, сложив свои руки,-- как мало сил у женщины!
- Отчего я не могу стерпеть боли!
- -- То мне того не нужно! Мне нужно знать, где он?
- Губы несчастной пошевелились и, казалось, готовы были что-то вымолвить, как вдруг это
- напряжение их было прервано неизъяснимо странным происшествием: из глубины пещеры
- послышались довольно внятно умоляющие слова: "Не говори, Ганулечка! Не говори, Галюночка!"
- Голос, произнесший эти слова, несмотря на тихость, был невыразимо пронзителен и дик. Он
- казался чем-то средним между голосом старика и ребенка. В нем было какое-то, можно сказать,
- не человеческое выражение; слышавшие чувствовали, как волосы шевелились на головах и холод
- трепетно бегал по жилам; как будто бы это был тот ужасный черный голос, который слышит
- человек перед смертью.
- Допросчик содрогнулся и положил невольно на себя крест, потому, что он всегда считал
- себя католиком. Минуту спустя уже ему показалось, что это только почудилось. Жолнеры
- обшарили углы, но ничего не нашли, кроме жаб и ящериц.
- -- Говори! -- проговорил снова неумолимый допросчик, однако ж не присовокупив на этот
- раз никакой брани.
- Она молчала.
- -- А ну, принимайтесь! -- При этом густая бровь воеводы мигнула предстоящим.
- Исполнители схватили ее за руки.
- И те снежные руки, за которые бы сотни рыцарей переломали копья, те прекрасные руки,
- поцелуй в которые уже дарит столько блаженства человеку, эти белые руки должны были
- вытерпеть адские мучения! Немногие глаза выдержали бы то ужасное зрелище, когда один из них
- с варварским зверством свернул ей два пальца, как перчатку. Звук хрустевших костей был тих,
- но его, казалось, слышали самые стены темницы. Сердцу, с не совсем оглохлыми чувствами не
- достало бы сил выслушать этот звук. Страшно внимать хрипению убиваемого человека; но если в
- нем повержена сила, оно может вынести и не тронуться его страданиями. Когда же врывается в
- слух стон существа слабого, которое ничто пред нашею силою, тогда нет сердца, которого бы
- даже сквозь самую ярость мести не ужалила ядовитая змея жалости.
- Пленница ни звука не издала. Лицо ее только означилось мгновенным судорожным движением
- муки и губы задрожали.
- -- Говори, я тебя!.. поганая лайдачка!..-- произнес воевода, которому муки слабого
- доставляли какое-то сладострастное наслаждение, которое он мог только сравнить с дорого
- доставшеюся рюмкою водки.
- Но только что он произнес эти слова, как снова тот же нестерпимый голос так же явственно
- раздался и так же невыносимо жалобно произнес: "Не говори, Ганулечка!"
- На этот раз страх запал глубже в душу начальника.
- Все обратились в ту сторону, откуда послышался этот странный голос -- и что же?..
- Ужас оковал их. Никогда не мог предстать человеку страшнейший фантом!.. Это был... ничто
- не могло быть ужаснее и отвратительнее этого зрелища! Это был... у кого не потряслись бы
- все фибры, весь состав человека! Это был... ужасно! -- это был человек... но без кожи. Кожа
- была с него содрана. Весь он был закипевший кровью. Одни жилы синели и простирались по нем
- ветвями!.. Кровь капала с него!.. Бандура на кожаной ржавой перевязи висела на его плече.
- На кровавом лице страшно мелькали глаза...
- Невозможно было описать ужаса присутствовавших. Всё обратилось, казалось, в неподвижный
- мрамор со всеми знаками испуга на лицах. Но, к удивлению, это появление, отнявши силу у
- сильных, возвратило ее слабому. Собравши всю себя, всю душевную крепость, молодая узница тихо поползла к дверям а вступила в земляной коридор, которого гнилой воздух показался ей райским в сравнении с ее темницей... 1832 год.
-
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |
|
|